- Есть в Германии город Дрезден, - спокойно сказал Пашка, - и вот из
этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей. Убежал и приехал к нам.
А с ним девчонка приехала, Берта. Сам он теперь на этой мельнице работает, а
Берта с нами играет. Только сейчас она в деревню за молоком побежала. Так
вот, играем мы позавчера в чижа: я, Берта, этот человек, Санька, и еще один
из поселка. Берта бьет палкой в чижа и попадает нечаянно этому самому Саньке
по затылку, что ли...
- Прямо по макушке стукнула, - сказал Санька из-за телеги. - У меня
голова загудела, а она еще смеется.
- Ну вот, - продолжал Пашка, - стукнула она этого Саньку чижом по
макушке. Он сначала на нее с кулаками, а потом ничего. Приложил лопух к
голове - и опять с нами играет. Только стал он после этого невозможно
жулить. Возьмет нашагнет лишний шаг, да и метит чижом прямо на кон.
- Врешь, врешь! - выскочил из-за телеги Санька. - Это твоя собака
мордой ткнула, вот он, чиж, и подкатился.
- А ты не с собакой играешь, а с нами. Взял бы да и положил чижа на
место. Ну вот. Метнул он чижа, а Берта как хватит палкой, так этот чиж прямо
на другой конец поля, в крапиву, перелетел. Нам смешно, а Санька злится.
Понятно, бежать ему за чижом в крапиву неохота... Перелез через забор и орет
оттуда: "Дура, жидовка! Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!" А
Берта дуру по-русски уже хорошо понимает, а жидовку еще не понимает никак.
Подходит она ко мне и спрашивает: "Это что такое жидовка?" А мне и сказать
совестно. Я кричу: "Замолчи, Санька!" А он нарочно все громче и громче
кричит. Я - за ним через забор. Он - в кусты. Так и скрылся. Вернулся я -
гляжу: палка валяется на траве, а Берта сидит в углу на бревнах. Я зову:
"Берта!" Она не отвечает. Подошел я - вижу: на глазах у нее слезы. Значит,
сама догадалась. Поднял я тогда с земли камень, сунул в карман и думаю: "Ну,
погоди, проклятый Санька! Это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и
сами справимся!"

- Странные я слышу разговоры, - двигаясь вперед, сказал бородатый
старик. - Видно, я шестьдесят лет прожил, а ума не нажил. Ничего мне не
понятно. Тут, под горой, наш колхоз "Рассвет". Кругом это наши поля: овес,
гречиха, просо, пшеница. Это на реке наша новая мельница. А там, в роще,
наша большая пасека. И над всем этим я главный сторож. Видал я жуликов,
ловил и конокрадов, но чтобы на моем участке появился хоть один фашист - при
советской власти этого еще не бывало ни разу. Подойди ко мне, Санька -
грозный человек. Дай я на тебя хоть посмотрю. Да постой, постой, ты только
слюни подбери и нос вытри. А то мне и так на тебя взглянуть страшно.
Все это неторопливо сказал насмешливый старик и с любопытством заглянул
из-под мохнатых бровей... на вытаращившего глаза изумленного Саньку.
- Неправда! - шмыгнув носом, завопил оскорбленный Санька. - Я не
фашист, а весь советский. А девчонка Берта давно уже не сердится и вчера
откусила от моего яблока больше половины. А этот Пашка всех мальчишек на
меня натравливает. Сам ругается, а у меня пружину зажулил. Раз я фашист,
значит, и пружина фашистская. А он из нее для своей собаки какую-то качалку
сделал. Я ему говорю: "Давай, Пашка, помиримся", - а он говорит: "Сначала
отдеру, а потом помиримся".