Стащено отсюда:
http://www.proza.ru/texts/2008/01/26/246.html
Марина Абина
Матвеевна
Дело было в Крыму. После пары деньков валяния на грязной гальке морского побережья, я решила, что план по загарам уже перевыполнен, и пора переходить к пункту номер два – «Новые впечатления».
Новые впечатления, как известно, легче всего получить, путешествуя. Поэтому я решила довериться одному из туристических бюро, коими Крым в нынешние времена чрезвычайно богат, и совершить небольшой экскурс по ближайшим достопримечательностям. И вот я уже листаю порядком изорванный и замусоленный фотоальбом «девять на тринадцать» - то бишь рекламный буклет маршрутов.
Фото некой дородной матроны верхом на лошади на фоне величественной Димержи сразу привлекло мое внимание. «А умение ездить верхом – обязательно?» – немного смущаясь, спросила я. «Нет что вы! Это очень просто и после одного инструктажа вы прекрасно сможете держаться в седле! – оживилась вконец измученная солнцем и клиентами билетерша. И, сделав попытку гордо выпрямиться, она добавила – Наши лошади прекрасно воспитаны! Без специальной команды инструктора они не переходят на слишком быстрый шаг. Поезжайте – не пожалеете!»
Ну что ж, по крайней мере, она меня не обманула! То, что после инструктажа все мы – семеро всадников-чайников – доставленные к подножью Димержи из разных мест Крымского полуострова, смогли «держаться в седле» было совсем не удивительно. Ведь именно для этого луки седел были выполнены как ручки на спинках автобусных кресел. Большинство моих «коллег» - любителей конных прогулок тот час же вцепились в эти рукоятки, словно ребятишки на карусели в луна-парке. Я же со «знанием дела» выпрямилась в седле и демонстративно взялась только за поводья. Наверно поэтому инструктор и выделил меня из группы и объявил ведущей. Таким образом, мы с Катей (так он представил мне мою лошадь) возглавили колону, а наш гид ехал сзади и чуть сбоку, наблюдая за нами и направляя голосом. Я возгордилась невероятно и едва не пропустила команду «Тронулись!»
Билетерша говорила сущую правду, когда агитировала меня на эту поездку: без специальной команды лошади не переходили на быстрый шаг. Если честно, то они вообще не начинали двигаться, пока инструктор молчал!
«Матве-е-евна! Ба-а-абушка! Ча-а-алая! – протяжно закричал наш проводник. – Ко-о-олян! А ну пошли!» И лошади двинулись вперед, выстроившись колонной соответственно перечисленным именам. Причем моя Катя почему-то среагировала на кличку «Матвеевна» и, как нам и было предписано, заняла позицию в голове колоны. «Значит она - Катерина Матвеевна» – догадалась я.
Тряская рысь кобылы очень скоро перешла в неровный шаг, и никакие мои понукания не могли заставить ее бежать вновь. Катя лишь прядала ушами и иногда косилась на меня своим карим глазом. На наше медленное движение никто не жаловался. Было похоже, что такой черепаший темп только радовал остальных неопытных наездников. Все мы молчали, слишком занятые столь нелегким делом, как удержание равновесия в седле. Слышалось только фырканье лошадей, вынужденных глотать поднятую нами с Катей пыль, мерный топот копыт да частые вздохи тучного дяди, которого водрузили на самого крупного коня – тяжеловоза Коляна.
«Неужели такой будет вся прогулка?!» – ужаснулась я. «Катенька, ну пожалуйста, прибавь шагу! Я тебе яблочко дам!» При упоминании о яблочке кобыла фыркнула и скосила на меня глаз. Знала, чертовка, что у меня в сумочке, притороченной к седельным «поручням», яблоки нарезанные лежат! Я достала одно и протянула на ладони к ее морде. Кобыла его вмиг схрумкала и обернулась за добавкой. «Пробегись немного - тогда получишь!» – поставила я ей ультиматум. Катя всхрапнула и остановилась. Шедшие сзади лошади продолжали мерно топать вперед, обходя нас то с одной, то с другой стороны. И так как они не особенно стремились сходить с протоптанной тропинки, которую мы с Катей перегородили, то торчащие колени их наездников то и дело задевали мои ноги.
«Матве-е-евна! Ба-а-абушка! Ча-а-алая! Ко-о-олян! Цига-а-анка!» – раздалось сзади. «Матве-е-евна!!!» – протяжный выкрик и щелканье бича волшебным образом подействовали на мою вороную, и она с места сорвалась в галоп. Расталкивая обогнавших нас лошадей, мы быстро вырвались вперед. Я тряслась и подпрыгивала в седле, то и дело рискуя потерять стремя и слететь с высокой кобылы в заросли шиповника, обильно покрывшего склоны Димержи. А вслед нам неслись испуганные вопли и ругань наездников, лошади которых увязались бежать за Катькой. Сама не знаю почему, но я стиснула бока кобылы и закричала «Матвеевна… - намереваясь продолжить: - …стой, скотина чертова!» Но бесовка дальше слушать не стала – вместо этого она припустила пуще прежнего, и крики позади нас слились в сплошной пронзительный визг. Можно было только посочувствовать городским барышням, которые в седле держались еще хуже, чем я, но тогда меня больше всего занимало собственное положение.
Катька неслась куда-то вгору, словно у нее выросли крылья. В панике я выпустила повод и теперь удерживалась в седле только потому, что почти полностью распласталась на шее лошади. Вздумай она остановиться, – и я непременно улечу в колючий шиповник! Но Катерина Матвеевна и не думала останавливаться! Она все скакала и скакала вверх по тропе, заставляя меня цепляться за ее длинную гриву и пребольно стукаться о проклятущую луку седла попеременно то животом, то «тем самым» местом. Сколько мы так мчались и куда – остается для меня загадкой и по сей день. Помню только, что, влетев на пригорок, Катька моя на миг притормозила, чтоб нацелиться на узенькую тропку и ринулась по ней вниз. Тут-то я и поняла, что до этого мы скакали не так уж и быстро, а вот теперь несемся во весь опор! Казалось, кобылу не волновало, что справа тропа обрывается в почти отвесный склон, а впереди маячат огромные камни. Она не боялась оступиться или переломать ноги. Она просто неслась вниз по крутой и очень узкой горной стежке. А я, прежде цеплявшаяся за ее шею, теперь стремилась как можно дальше откинуться назад, на круп, будто оттуда не так больно будет падать. Перед тем, как моя нога выскользнула из стремени и я потеряла равновесие, мы врезались в огромную каменную глыбу, которая лежала прямо поперек тропы. Предвидя столкновение я в отчаянии зажмурилась и, так ничего и не почувствовав, потеряла сознание.
Первое, что я ощутила, когда очнулась, был необыкновенно сильный запах травы. И шалфея. И земли, на которой я лежала. Запах лошадиного пота теплым шлейфом слался надо мной и странно успокаивал. Где-то рядом всхрапнула лошадь. И на мгновение я решила, что оглохла – это замолчали цикады. Но вот зазвенели налитые колосья, заскрипели под их весом полые стебельки и шершавые травинки возвестили, что над ними пронесся ветерок. Оглушающе затрещали цикады.
«Так, значит, на обоняние и слух падение не повлияло. Остается надеяться, что вся остальная голова тоже цела!» – такие измышления заставили меня открыть глаза. Над собой я увидела небо с красивыми розоватыми облаками. Но почему-то только одним глазом. По логике вещей небо я должна была увидеть обоими глазами. Что же со вторым? Собираясь ощупать глаз рукой, я обнаружила, что пальцы совершенно онемели и не гнутся. Мало того, руки и ноги вели себя как-то неправильно, хоть и не болели. Словно все суставы на них были вывернуты под другими углами. «Так и есть – я переломала себе все конечности!» – ворвалась отчаянная мысль. Яростно надеясь, что позвоночник не пострадал, я попробовала приподнять голову. Это удалось мне неожиданно легко, но от того, что открылось обоим моим глазам мне стало очень дурно. Правый глаз утверждал, что тело мое принадлежит рыжей лошади с черными бабками и хвостом, а левый, который до этого не видел, показывал обширную поляну среди зарослей кустарника, на которой лежали другие разномастные кони. Это необъяснимое раздвоение зрения вызвало у меня приступ тошноты, и чтобы ее успокоить я опустила голову на землю, закрыла глаза и глубоко задышала. В ноздри тот час же набилось пыли, и я непроизвольно чихнула, однако прозвучало это как лошадиное фырканье. Думать почему-то расхотелось, и я продолжала лежать с закрытыми глазами в надежде на сон, после которого можно будет проснуться и удивиться столь странному сновидению.
- Эй, лошадки! По-о-одъем! – песню цикад грубо оборвал голос нашего провожатого. – Хватит себя обманывать! Все что с вами происходит вовсе не сон! Все это правда! Этот день вы будете помнить всю вашу жизнь! Глупо растрачивать его, валяясь на боку!
Как только он замолчал, – вновь запели цикады. В остальном – никаких изменений. Я лежала, чувствуя, как ветерок ерошит волосы на моей шее и в ухе. От этого мне было щекотно и хотелось мотнуть головой, но я продолжала неподвижно лежать.
- Ну ладно, – вновь послышался голос инструктора. – Тот, кто первый добежит до меня – снова станет человеком. Остальные останутся лошадьми.
«Простая уловка! – подумалось мне. – Кто ж тебе поверит?!»
Тем не менее такие нашлись.
Недалеко и слева от меня началась какая-то возня, сопровождавшаяся лошадиным храпом и шуршанием приминаемой травы, а потом по земле простучали копыта и что-то тяжело бухнулось о землю прямо у моей головы. В ноздри пахнуло крепким конским духом. Невольно я открыла глаза и увидела здоровенного конягу какой-то странной пепельной масти. Он упал возле меня на колени и никак не мог подняться. Выражение его выкаченных до белков глаз не оставляло сомнений – зверюга в ужасе. С толстых черных губ капала пена, а короткая светлая грива торчала дыбом.
Внезапно пришло узнавание. «Да ведь это тот толстяк, что ехал на тяжеловозе! – поняла я. – Только вот теперь он сам стал конем! Значит все правда: мы превратились в лошадей!» Это было невероятно, невозможно, чудовищно! Но, как известно, факт – самая упрямая на свете вещь. Я – лошадь! Что там говорил проводник? Кто первый добежит до него, тот превратится обратно?
Я хотела вскочить и кинуться к нему. Я попробовала вскочить и кинуться к нему. Я подняла голову и увидела, что все лошади на поляне хотят сделать то же самое. Ни у кого из нас ничего не вышло. Ну не может лошадь вот так «вскочить и кинуться», если она лежат на земле! Огромное тело! Тяжелое тело! Оно не гнется в талии. Оно не гнется в поясе. Оно вообще почти не гнется! Попробуйте-ка встать с пола, если ваш корпус упакован в гипс весом в три центнера, а ваши руки и ноги превратились в длинные ходули! Мне пришлось слегка откачнуться на спину, а потом рывком встать на колени, после этого медленно поднять сначала зад, и, наконец, по одной выпрямить передние ноги.
После таких маневров у меня кружилась голова, а по шкуре пробегала дрожь. Положение усугублялось еще тем, что мозг упорно не хотел сводить в одну две разные картинки, передаваемые от глаз. Где же этот проводник, черт его раздери?! Или про черта лучше не вспоминать? Как неудобно, когда глаза находятся по бокам головы! Так, справа – горы, слева на земле дергаются лошади, словно их током бьет (пепельный до сих пор на коленях!), а спереди все как в тумане. Я слегка повернула голову, и тут же мой правый глаз обнаружил нашего проводника.
Не скажу, что ему не досталось, но все же не так как нам! Он твердо стоял на всех четырех ногах и, скрестив руки на груди, с ухмылочкой наблюдал за нашими попытками подняться с земли. Негодяй! Еще смеется над нами! В гневе я хотела топнуть, но лишь по конски лягнула копытами воздух. Проводник перевел взгляд на меня и рассмеялся.
- Катька, иди-ка, глянь на свою лошадницу! Прям как ты получилась! Норовистая!
- Вот и пусть теперь сама носится! А то: «Пробегись, Матвеевна, за яблочко!» - донесся из-за кустов звучный женский голос.
Уже понимая, кто там в кустах я хотела возмутиться и закричать: «Что вы, гады, с нами сделали? Верните все, как было!» Но из моей лошадиной глотки вырвалось лишь тонкое: «И-и-и-г!» Проводник снова рассмеялся.
- Возмущается! Гляди, Катька, - она тебя копытами зашибет! Теперь то сможет!
- Рассказывай! Они теперь до самого заката ковылять по поляне будут! Слабаки, счастья своего не понимают! – голос приблизился и вот уже из зарослей вышла нагая женщина. Высокая и чернявая, как была кобыла Матвеевна, она то и дело изгибалась и заглядывала себе за спину, словно хотела в очередной раз убедиться – хвоста больше нет, и ноги лишь две.
– Что рыжая, на ноги поднялась и все? Ну, догони меня! Догони! Знай, что если в последний момент заката не перейдешь со мною на спине через Врата обратно – навсегда лошадью останешься!
Тут позади меня раздалось дикое ржание и вконец озверевший пепельный жеребец ринулся по направлению к говорившей. Однако ноги снова подвели его, и, не добежав до женщины всего несколько метров, конь со всего маху рухнул на колени. На лице Кати отразился мимолетный испуг, тут же сменившийся торжествующей усмешкой.
- Да они в собственных ногах путаются! Куда им меня догнать? – и поглаживая ладонями свои ягодицы, она неспешно удалилась обратно в заросли.
Послышался плеск воды и во рту у меня моментально пересохло. Чтобы не повторить ошибки Пепельного, я не стала торопиться. «Пойду шагом, - решила я. – Так, с какой же ноги начать?» Пока я раздумывала над этим важным вопросом, ко мне приблизился наш бывший проводник. «Я тебе помогу» - с этими словами он ухватил меня за ухо и потянул вперед. «Ой, как больно!» - мысленно закричала я, а вслух получилось все то же жалобное: «И-и-и-г!» Мысли о ногах были немедленно забыты и, озабоченная новой проблемой, я не заметила, как пошла за наглым кентавром.
Миновав кулисы из кустарников, мы вышли на берег небольшого озерца. Запах и вид воды зачаровал меня и, выдернув свое ухо из плена, я заторопилась к озеру. С шумом вбежала в воду и, не обращая внимания на поднявшийся ил, всласть напилась.
- У, дуреха! Воду замутила! – воскликнула черноокая смуглая красавица, которая, как оказалось, плавала неподалеку, а теперь захотела выйти на сушу. Она хлопнула ладонями по воде и закричала на меня: – Пшла вон!
- Не тронь ее, Цыганка! – вступился за меня сухонькая старушка, невесть откуда взявшаяся рядом. – А ты милая, если напилась – выходи из воды, дай и другим жажду утолить!
Потрясенно я переводила взгляд с одной женщины на другую, узнав в них наших «экскурсионных» лошадей. «Цыганка и Бабушка – так их зовут, - вспомнилось мне. – А остальные где же?»
Остальные обнаружились на берегу. Стройная девушка, еще почти ребенок, сидела на траве под сенью орехового дерева и с восторгом рассматривала свои изящные ступни, ощупывала мягкие розовые пятки. За нею, не скрывая своего интереса, наблюдал парень годков так восемнадцати. Лиза и Санька.
Могучий Колян с одобрением взирал на синеглазую Чалую, которая медленно танцевала перед ним, старательно покачивая широкими бедрами.
Катерина, лежала на спине, задрав длинные ноги к небу, и самозабвенно ими любовалась. Все нагие и прекрасные. Воры, укравшие наши человеческие тела.
Пока я глядела на них, к озеру подошли и остальные мои собратья по несчастью. Всех их мучила жажда и, ковыляя на напряженных и слишком прямых ногах, они заторопились к воде.
Пепельный брел последним, погоняемый вооружившимся зеленой веткой кентавром. Наш бывший проводник откровенно забавлялся. Его прутик не мог причинить вреда горе-жеребцу, но унижал того невероятно. Пепельный весь сник и не делал никаких попыток огрызнуться на обидчика. Меня это страшно разозлило и, задрав хвост, я выпрыгнула из воды наперерез этой парочке. Пусть у меня теперь нет рук, но остаются зубы, да и конские копыта – преотличное оружие! Куснув мимолетом Пепельного за шею, я поперла на кентавра. От неожиданности он попятился и оступился. Вид сидящего на заду полу-коня – полу-человека был так комичен, что рассмеялись даже его товарищи. Спеша закрепить свою победу, я развернулась, чтобы лягнуть его, но копыта мои не достигли цели, а лишь мелькнули у него перед носом. Смех на берегу мгновенно смолк. Взревев от ярости, кентавр рывком поднялся. На мое счастье он тоже промахнулся, когда попытался словить мой хвост рукой. Я скорее почувствовала, чем увидела его движение, и ноги сами понесли меня прочь.
Самый естественный аллюр для лошади – это галоп. Галопирующей лошади легче преодолевать различные препятствия, которые встречаются на пересеченной местности, дольше удается сохранять дыхание и меньше уставать при достаточно большой скорости бега. Спустя несколько минут после начала погони я и думать забыла о ее существовании. Куда там этому уродцу со смещенным центром тяжести меня догнать? Меня – идеально сконструированную машину для бега! С крепкой прямой спиной, с мощным мускулистым крупом, с длинными легкими ногами, с точеными копытами! С огромным сердцем, объемными легкими и широкими ноздрями – с этим великолепным трио для снабжения меня кислородом! Ни грамма лишнего веса! Ни капельки химии в крови! Никаких сомнений! Сила и мощь здорового тела – вот что я теперь. И он сам меня такой сделал! Никогда ему меня не поймать! Ветер треплет гриву и хвост, осушает пот на гладкой шкуре, приносит ароматы нагретых солнцем растений. Лаванда и шалфей, розмарин и мята, тимьян и вероника благоухают над обширным горным плато. Я чувствую малейшие нюансы их запаха, различаю тонкие отличия и общие составляющие. Подумать только, как много я теряла раньше!
- Ты хочешь до конца жизни остаться лошадью? – донесся до меня далекий голос. – Катерина не простит тебе этого. Ты украла половину ее сущности!
Тут же нахлынуло возмущение: «Я украла? А кто не спросясь превратил меня в лошадь? Нас всех! Тоже я?» Эйфория, вызванная быстрым бегом и ощущением собственной силы, схлынула как волна при отливе, и вернулось щемящее чувство тоски за своим, таким прекрасным человеческим телом.
Какие у меня были руки! Ловкие и умные, они могли творить сами, не ожидая распоряжений от мозга. Чуткие и спорые пальцы, легко порхающие над струнами или направляющие кисть, мнущие глину, мастерящие. Где они теперь? А гибкий тонкий стан, мягкая округлость груди, атласная шелковистость кожи – кто сейчас гордится всем этим вместо меня? Мои чудесные волосы – пышная копна огненных прядей – разве можно их сравнивать с нечесаной лошадиной гривой? И голос, речь как же без них? Обречение на одиночество и непонимание.
Я остановилась. И позволила себя поймать. И покорно побрела назад к озеру. Этот путь занял у меня почти все оставшееся до заката время. Я чувствовала себя грязной и усталой. Разбитой и больной. Чужой в этом теле. Мухи, словно падальщики роились вокруг моего хвоста, лезли в глаза и ноздри, заставляли думать только о запахе крепкого лошадиного пота, белыми высолами засыхающего на моей шкуре. Как я могла радоваться быстрому бегу, если каждый камушек норовил попасть в выемку копыта, каждый шаг сообщал костям о столкновении с твердой землей, ветер швырял в непомерно широкие ноздри пыль и шумел в ушах?!
У озера нас уже ждали. Все кони были оседланы и стояли кучкой, понуро свесив головы. Бедные, они не имели и тех минут счастья, которыми насладилась я! Люди напротив – выглядели довольными и весело переговаривались между собой. Вот Санька прошелся на руках «колесом» и Лиза радостно захлопала в ладошки. Бабушка топталась в прибрежной глине: похоже ей нравился такой массаж ступней. Катерина взобралась на дерево и наблюдала с высоты за чем-то в зарослях кустарника. Чалой с Коляном нигде не было видно.
- Ну, вот и мы! – объявил мой пленитель, едва мы вышли на поляну. – Катерина Матвеевна, принимай свою подопечную! Да смотри, под копыта ноги не подставь – шальная она у тебя! Отдавит еще!
- Не учи ученого, Захария! Седло лучше принеси – тяжелое оно для меня теперь… - зычный голос Кати неожиданно дрогнул, а потом и вовсе тихим стал. - Не пойму я, Захария, чего ради мы все это затеяли? Слабые они, людишки эти, хрупкие, словно косточки цыплячьи. Сноровистые и ловкие правда, да только зачем это, если все равно не пользуют свои умения? Вот влезла я на ветку эту высокую, порадовалась, что мечта моя сбылась – ноги от земли оторвала, да только пустое все это! Недолгая радость, счастье ненастоящее! Собою стать хочу!
- Вот и ладно, что поняла все! – кивнул кентавр. - Слезай с дерева и седлай свою Рыжую. Выходить пора – закат близится!
Катерина неловко топталась на ветке: видать спуститься не знала как. Потом с видом: «А, была – не была!» взяла да и спрыгнула на землю. Видно ушиблась, так как ко мне подошла прихрамывая.
Пока она меня седлала, на поляну вышли Колян с Чалой. Они словно дети держались за руки и улыбались от уха до уха. Пахло от них не менее остро, чем от лошадей в полуденный зной. А еще говорят, что человеческие тела разучились феромоны выделять!
Тьфу! Что это за железяку мне Катька в рот пихает? А ну перестань! Я мотнула головой и многозначительно притопнула передней ногой. В ответ Катя показала мне уздечку со стальным мундштуком. И это всегда одевают лошадям? Ну что ж, придеша-ша… От железки во рту моментально распространился отвратительный привкус, к тому же она придавила язык, и мне даже мыслить внятно стало трудно.
Когда же солнце коснулось своим краем земли, все мои мысли окончательно перепутались и воспоминания об этом отрезке времени сохранились очень неясные и расплывчатые. Помню давление седла на мою спину и что замок подпруги натирал мне шкуру на боку. Помню, как выстроились мы все гуськом в том же порядке, в каком ехали от базы и пошли куда-то, а куда - не помню. Помню, как последний луч солнца ослепил меня рубиновой вспышкой и мы погрузились во мрак.
А потом я проснулась под стрекот цикад и завозилась в своем спальнике, так как под бок мне попала какая-то застежка и оцарапала кожу. На фоне серебрящегося в лунном свете озерца ясно виднелись темные силуэты наших лошадей. Они стояли, низко опустив головы – наверно спали. Проводник все еще сидел у костра, разведенного под огромным ореховым деревом и крутил в руках уздечку – может чинил что-то. Почему-то мне захотелось плакать. Я закрыла глаза.
Лаванда и шалфей, розмарин и мята, тимьян и вероника благоухают над обширным горным плато. Я чувствую малейшие нюансы их запаха, различаю тонкие отличия и общие составляющие. Подумать только, как много я могу найти!
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
